Старая мать не видя глядит в окно.
Молится, быстро перебирает чётки.
А за окном темно, на душе - темно.
Смертная белизна заливает щёки.

Входит Мигель. - Опять, говорит, не спишь,
Матушка! Что, скажи мне, тебя тревожит?
- Чувствуешь, сыне, как расплескалась тишь?
Прямо мороз по коже, мороз по коже...

В этой тиши моя притаилась смерть -
В душу глядит серебряными глазами.
С ней пререкаться разве могу посметь?.. -
Руки дрожат. Роняет с колен вязанье.

- Полноте, мама! Шла бы ты, верно, спать!
Это погода. Бури опять на солнце! -
Только вот голос стал у него сипат,
Ноздри трепещут, словно у иноходца.

Нежно за руку взяв, он её ведёт
К ложу, кладёт в постель, укрывает пледом.
Долго сидит в изножье. Сидит и ждёт.
Мать засыпает старческим сном ли? Бредом?

Выждав ещё, выходит Мигель за дверь.
Курит, не спит - скрипят половицы в доме.
Мечется он, как раненый хищный зверь,
Что-то решая. И набирает номер.

Ньевес прекрасна, словно январский снег:
Кожа бела, и волосы будто солнце.
Стан её гибок, очи - лесной орех...
Ньевес сегодня встретила незнакомца.

Он эксцентричен, молод, красив, богат.
Он обращался к ней, словно к знатной даме.
Ньевес решила - здорово. Надо брать.
И... он назначил только что ей свиданье!

Старый некрополь полон чумных могил.
Хмуро глядит Эрмита-де-Сан-Исидро.
"Может, он шутит? Может быть, он забыл?" -
Ньевес дрожит и по сторонам косится.

Но перекрёсток перед капеллой пуст.
Свет фонарей так слаб - не развеет мрака.
Пар облачками вьётся у женских уст.
Где-то в ночи протяжно скулит собака.

А перекрёсток - пуст. Сан-Исидро нем,
Только на Ньевес молча глядит с укором.
"Что это тускло вспыхнуло на земле?
Надо ж, булавка! Из серебра, с узором!

Старая... ей, похоже, под сотню лет!
Может, и двести!.." - Ньевес глядит на чудо,
Ньевес берёт булавку, идёт на свет,
Ньевес от счастья ног под собой не чует.

"Вот и не верь в приметы! Ну вот же - Знак!
Дева, булавка, стены де-Сан-Исидро!
Вот и пугайся ночи, могил, собак..." -
Личико Ньевес стало как морда выдры.

Знает она, что стоит прийти сюда,
К старенькой этой ветхой чумной капелле,
В кровь исколоть все пальцы и пожелать...
Станешь замужней вскорости в самом деле.

Ньевес и колет. Морщится, зло шипит
И, задыхаясь, шепчет Мигеля имя.
Ночь затихает. Де-Сан-Исидро спит.
Падает кровь на землю и тут же стынет.

Слышится Ньевес вздох за её спиной.
Как серебром вдруг стал перекрёсток залит.
Ньевес глядит за спину, а под стеной...
В кресле старушка в пледе. У ног - вязанье.

Нет, не старушка! Это сидит... она?
Ньевес?! А взгляд - как кто серебро расплавил.
Ньевес хрипит и корчится... тишина.
Демон встаёт и шепчет: "Игра без правил?

Мой дорогой Мигель, ты так низко пал?
Как же ты пал! Но... ладно, я дам полгода.
Целых полгода, слышишь? А срок немал -
Страшная нынче для стариков погода."

Прячется демон между надгробных плит.
Смотрит на землю небо в печали светлой.
Спит обессиленный октябрём Мадрид.
Где-то в нём мать-старуха от слёз ослепла.

Ваялось давно. Что выросло, то выросло. Извините